Свои «Размышления у парадного подъезда» Николай Некрасов написал на основе реального, жизненного материала, рассказанного ему Авдотьей Панаевой. Годом создания этого произведения является год 1858. История создания «Размышлений…» основана на воспоминаниях той же Панаевой, которая описала ее в своих записках. Николай Алексеевич хандрил, а его гражданская супруга наблюдала в окно за просителями, которые толпились у подъезда, где проживал министр. Их прогнали, пошел дождь, а крестьяне, пытаясь укрыться от осенней непогоды прижались к стене, и переминаясь с ноги на ногу, ожидали милости государственного чиновника. Выслушав рассказ, Некрасов вновь улегся на диван, и через несколько часов прочел ей новое стихотворение.
«Размышления у парадного подъезда» раскрывают тему всеобщего беззакония и участи простого народа. Композиция произведения делится на три части, каждая из которых отдельная история, имеющая собственных героев. Начинается стих описанием парадной, где толпятся просители. Вышеописанная история изгнания крестьян от парадного подъезда, сменяется описанием роскошной жизни государева человека. Тот находится еще в постели, устав от ежедневной лести, обжорства, волокитства и игры. Автор обращается к нему — пробудись! Верни их! Будет тебе спасение! Но вельможа глух к крикам о помощи. Он доволен собой, а его роскошное существование, по едкой реплике Некрасова, омрачается лишь тем, что даже близкие ждут его смерти. Третья часть композиции «Размышлений у парадного подъезда» подводит общий итог масштабным описанием народных бедствий. Именно оттуда и вышла летучая фраза «этот стон у нас песней зовется», характеризующая общий смысл существования русского народа.
Снова возвращаясь к истории этого произведения Николая Некрасова, стоит упомянуть, что в печать его не пропускала цензура около пяти лет, но оно было напечатано в «Колоколе» Герценом. Стихотворение написано одновременно в жанре сатиры и элегии. Наш краткий анализ, его историю создания, и текст предлагаем в материале.
Размышления у парадного подъезда
Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь — в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. «Допусти», — говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»,
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами…
А владелец роскошных палат
Еще сном был глубоким объят…
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру…
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя, —
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны, — как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу… герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!..
Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу? —
Безопасней… Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье…
Не беда, что потерпит мужик;
Так ведущее нас провиденье
Указало… да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут… Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой!..
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, —
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
