Стихотворение «Атлантический океан» у Маяковского появилось в 1925 году, и в дальнейшем вошло в цикл «Стихов об Америке», а также в сборник 1926 года, и различные антологии в позднем СССР. Читая текст стихотворения, на первый взгляд кажется что «рупор революции» изменил себе, и посвятил это произведение описанию водной глади океана. Однако, внимательный читатель не может не заметить аллегорического сравнения Атлантики с революционными событиями. Поэтому основную тему этого нетривиального произведения можно определить, как тему революции.

Композиция произведения развивается по линейной схеме, и через разнообразные образы отображает революционную тематику. «Атлантический океан» написан в жанре социальной поэзии, и отображает видение Владимира Владимировича тех или иных событий.

Благодаря средствам выразительности, используемых автором, стихотворение «Атлантический океан» получилось ярким и насыщенным. Прежде всего здесь стоит отметить олицетворения, как революции с океаном, так и разнообразные элементы у неживых явлений, присущие живым существам. Как и ранее Маяковский использует просторечия и разнообразные метафоры и эпитеты. В качестве примеров метафор можно отметить такие, как о выплеснутом детстве или порфире пены. В качестве эпитетов можно обратить внимание на водяные глыбы и прочие элементы океана.

Наш краткий анализ стиха, его историю написания и текст, читайте в материале.

Атлантический океан

Испанский камень
слепящ и бел,
а стены —
зубьями пил.
Пароход
до двенадцати
уголь ел
и пресную воду пил.
Повел
пароход
окованным носом
и в час,
сопя,
вобрал якоря
и понесся.
Европа
скрылась, мельчась.
Бегут
по бортам
водяные глыбы,
огромные,
как года,
Надо мною птицы,
подо мною рыбы,
а кругом —
вода.
Недели
грудью своей атлетической —
то работяга,
то в стельку пьян —
вздыхает
и гремит
Атлантический
океан.
«Мне бы, братцы,
к Сахаре подобраться…
Развернись и плюнь —
пароход внизу.
Хочу топлю,
хочу везу.
Выходи сухой —
сварю ухой.
Людей не надо нам —
малы к обеду.
Не трону…
ладно…
пускай едут…»
Волны
будоражить мастера́:
детство выплеснут;
другому —
голос милой.
Ну, а мне б
опять
знамена простирать!
Вон —
пошло,
затарахтело,
загромило!
И снова
вода
присмирела сквозная,
и нет
никаких сомнений ни в ком.
И вдруг,
откуда-то —
черт его знает! —
встает
из глубин
воднячий Ревком.
И гвардия капель —
воды партизаны —
взбираются
ввысь
с океанского рва,
до неба метнутся
и падают заново,
порфиру пены в клочки изодрав.
И снова
спаялись воды в одно,
волне
повелев
разбурлиться вождем.
И прет волнища
с под тучи
на дно —
приказы
и лозунги
сыплет дождем.
И волны
клянутся
всеводному Цику
оружие бурь
до победы не класть.
И вот победили —
экватору в циркуль
Советов-капель бескрайняя власть.
Последних волн небольшие митинги
шумят
о чем-то
в возвышенном стиле.
И вот
океан
улыбнулся умытенький
и замер
на время
в покое и в штиле.
Смотрю за перила.
Старайтесь, приятели!
Под трапом,
нависшим
ажурным мостком,
при океанском предприятии
потеет
над чем-то
волновий местком.
И под водой
деловито и тихо
дворцом
растет
кораллов плетенка,
чтоб легше жилось
трудовой китихе
с рабочим китом
и дошкольным китенком.
Уже
и луну
положили дорожкой.
Хоть прямо
на пузе,
как по суху, лазь.
Но враг не сунется —
в небо
сторожко
глядит,
не сморгнув,
Атлантический глаз.
То стынешь
в блеске лунного лака,
то стонешь,
облитый пеною ран.
Смотрю,
смотрю —
и всегда одинаков,
любим,
близок мне океан.
Вовек
твой грохот
удержит ухо.
В глаза
тебя
опрокинуть рад.
По шири,
по делу,
по крови,
по духу —
моей революции
старший брат.