Стих «Хорошее отношение к лошадям» Владимиром Владимировичем Маяковским был написан в самый разгар Гражданской войны. Произведение датируется годом 1918, и раскрывает сразу несколько тем. С приходом революции, и тем более войны, в которой брат мог идти против брата, а сын против отца, люди максимально озлобились. Об идее этого стихотворения Маяковский написал Лиле Брик (Лиличке), где подробно излагал свой замысел. Как известно из истории создания стиха, далее он перенес свое эмоциональное состояние в стихотворные строки, которыми намеревался пробиться к сознанию людей.

Итак, стихотворение поднимает не только тему любви к лошадям, но и милосердия, равнодушия окружающих, где ломовая лошадь символизирует простого человека. Жанр «Хорошего отношения к лошадям» — лирическое стихотворение с одной стороны. С другой же оно построено на сюжете, поэтому может считаться рассказом, и даже репортажем.

Композиция стихотворения состоит из наблюдения лирического героя за упавшей лошадью, которая собрала толпу зевак. Довольно банальное событие собрало вокруг равнодушных наблюдателей за процессом гибели животного. Среди толпы не было ни жалости, ни сочувствия, одно лишь любопытство. Лирический герой сравнивает упавшую лошадь с человеком, и с ужасом понимает, что и упавший человек оказавшись на месте лошади не вызовет у толпы ничего. Они будут насмехаться над страданиями, и лишь единицы увидят как катится по лицу за «каплищей каплища».

Краткий анализ «Хорошего отношения к лошадям» и текст стиха читайте в нашем материале.

Хорошее отношение к лошадям

Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клешить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные…

Улица опрокинулась,
течет по-своему…

Подошел и вижу —
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…

И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.