Стихотворение «Гребец галеры» было написано Редьярдом Киплингом в 1890 году. По одной из версий, в основу сюжета легли впечатления Киплинга от путешествия на корабле по Средиземному морю. Наблюдая за тяжелым трудом моряков, поэт создал образ «вечного раба», безропотно принимающего свою участь. Стихотворение также известно под заголовками «Песня галерных рабов» и «Галерный раб». К наиболее популярным переводам стиха относятся работы В. Бетаки, Е. Дунаевской и М. Фромана. Оригинальное название — «The Galley-Slave».

Основная тема стихотворения — судьба раба, обреченного на тяжелый галерный труд. Поэт показывает бесправность положения гребцов, вместе с тем подчеркивая их мужество, стойкость и готовность к любым испытаниям. Стихотворение посвящено обобщенному образу гребца-раба на галере, олицетворяющему судьбу всех, кто вынужден трудиться в неволе. Это своеобразный гимн мужеству и стойкости простых людей.

Композиция стиха состоит из 12 строф, которые можно поделить на три части по смысловой нагрузке. Поэт описывает великолепную галеру с резным румпелем и серебряным носом в виде тритона. Внешнее великолепие корабля скрывает его мрачную действительность. Гребцы изнурены непосильным трудом, а их жизнь полна лишений и страданий. При этом людей не пугают ни шторм, ни болезни, ни смерть. Они гордятся своей силой и мужеством, и даже умирая, готовы продолжать свой тяжкий труд придя на помощь кораблю в час нелегких испытаний.

По своему жанру «Гребец галеры» является балладой. Стихотворение написано от лица одного из гребцов-рабов, и относится к реалистическому направлению в литературе. Таким образом, в своем произведении Редьярд Киплинг создает одновременно трагический и героический образ раба-гребца, показывая его мужество и готовность вынести любые испытания. В целом, стихотворение проникнуто состраданием к угнетенным и уважением к их стойкости.

Наш краткий анализ, историю создания и текст стиха в переводе Е. Дунаевской, читайте в материале.

Гребец галеры

Хороша была галера: румпель был у нас резной,
И серебряным тритоном нос украшен был стальной.
Кандалы нам терли ноги, воздух мы хватали ртом,
Полным ходом шла галера. Шли акулы за бортом.

Белый хлопок мы возили, слитки золота и шерсгь,
Сколько ниггеров отменных мы распродали — не счесть.
Нет, галеры лучше нашей не бывало на морях,
И вперед галеру гнали наши руки в волдырях.

Как скотину, изнуряли нас трудом. Но в час гульбы
Брали мы в любви и в драке все, что можно, у Судьбы
И блаженство вырывали под предсмертный хрип других
С той же силой, что ломали мы хребты валов морских.

Труд губил и женщин наших, и детей, и стариков.
За борт мы бросали мертвых, их избавив от оков.
Мы акулам их бросали, мы до одури гребли
И скорбеть не успевали, лишь завидовать могли.

Но — собратья мне порукой — в мире не было людей
Крепче, чем рабы галеры и властители морей.
Если с курса не сбивались мы при яростных волнах —
Человек ли, бог ли, дьявол, — что могло внушить нам страх?

Шторм? Ну что ж, на предков наших тоже шли валы стеной,
Но галера одолела самый страшный шторм земной.
Скорбь? Недуги? Смерть?.. Оставьте! Да почли бы за позор
Даже дети на галере отвечать на этот вздор.

Но сегодня — все. С галерой счеты кончены мои.
Имя от меня осталось — там, на бимсе, у скамьи.
Ну а мне — свобода видеть, как с соленой синевой
Бьются люди, что свободны, кроме весел, от всего.

Но глаза мои слезятся: непривычен яркий свет
Лишь клеймо я заработал и оков глубокий след,
От плетей рубцы и язвы, что вовек не заживут.
Но готов за ту же плату я продолжить тот же труд.

И пускай твердят все громче, что недобрый час настал,
Что накрыть галеру должен с Севера идущий вал.
Если бунт поднимут негры, кровью палубы залив,
Дрогнет кормчий, и галера врежется в прибрежный риф,

Не спускайте флаг на мачте, не расходуйте ракет:
С моря к ней придут на помощь все гребцы минувших лет
И себя привяжут люди, чья награда — цепь и кнут,
К оскопившей их скамейке и с веслом в руках умрут.

Войско сильных и увечных, ссыльных, нанятых, рабов —
Все дворцы, лачуги, тюрьмы выставят своих бойцов
В день, когда дымится небо, палуба в огне дрожит
И у тех, кто тушит пламя, стиснуты в зубах ножи.

Я молю, чтоб в эту пору быть в живых мне повезло:
Пусть дерется тот, кто молод, я приму его весло.
И горжусь я, оставляя труд и муку за спиной,
Что мужчины разделяли эту каторгу со мной.